Убедившись в неприкосновенности денег налогоплательщиков, Иштван тут же переключился на куда более насущные вопросы. Непосредственность брата Геллерта забавляла. Его как будто природа обделила каким-то очень привычным для обывателей внутренним ограничителем. Семейная черта? Да, пожалуй, то же самое Геллерт мог бы сказать и о себе. Они с Иштваном были похожи с той лишь разницей, что у Геллерта была цель, а Иштван, кажется, такими сложными вещами не интересовался. Вечный ребёнок...
Говорят, что морить голодом детей аморально. Не то, чтобы Геллерта сильно заботило, что там говорят всякие непонятные личности, но причин выслушивать позывы пустого желудка конкретно этого ребёнка у Геллерта не было. Правда, вопрос, что именно съедобного имеется в этой квартире привёл Геллерта в отчётливое замешательство, оправившись от которого он сотворил несколько приманивающих чар. Спустя несколько секунд в комнату друг за другом вплыли большая миска с салатом и торчащей ложкой - было очевидно, что именно этой ложкой её и опустошали, но не довели дело до конца, - припорошенное крошками блюдо с половиной штруделя, небольшая чаша с шоколадным пудингом и ещё одно блюдо на три четверти заполненное разнообразными закусками в банкетном стиле - бутерброды, которым магия придала причудливую форму. Поотстав от всего этого великолепия, в кабинет ворвались чистые нож, вилка и десертная ложка и вслед за тарелками, звякнув, плюхнулись на ещё недавно пустой стол у кушетки в углу.
- То, что вспомнил, - пояснил Геллерт. - Если не нравится, на кухне, - неопределённый кивок в сторону, откуда явилась еда, - наверняка есть ещё что-нибудь. И да, если пойдёшь, сделай мне заодно кофе.
Готовил Геллерт разве что зелья, да и то нечасто, а в этой квартире еда появлялась из канцлератской кухни. Точнее её регулярно приносил какой-то домовик, и Геллерт даже не пытался вникать в то, чем именно он заполнял кладовки, до тех пор, пока их разглядывание в поисках чем бы перекусить, не занимало больше пяти секунд. Так что он, может быть, и предложил бы Иштвану что-нибудь поприличнее, но попросту не помнил, что именно из его запасов подходит под это определение.
Истолковать такое, если можно так выразится, обещание иначе, чем предложение Геллерту отправляться на все четыре стороны со своим занудством, он не мог. В конце концов, именно так он всегда воспринмал материнские нотации – бессмысленное занудство, и подозревал Иштвана в том же отношении к родительнице. Поэтому когда брат соизволил-таки вернуться к немецкому, Геллерт резко посторил:
- Да, не будешь. На днях Форштосс официально получит часть аврорских полномочий и твои эксперименты превратятся из банального хулиганства в нападение на официальных представителей закона. И я не стану тебя прикрывать.
Потому что позволить себе иметь брата, который открыто против него выступает – какой бы дуростью не были продиктованы эти нападения, - Геллерт не мог. И если Иштван не захочет этого понять… Ну что ж, не сказать, что для Геллерта что-то сильно изменится, если Иштван перестанет существовать. Хотя, пожалуй, будет немного жаль его впустую растраченный потенциал.
Геллерт вздохнул и откинулся на спинку кресла.
- Так что вы там не поделили? - спросил он куда более мирным тоном.
Восторг Иштвана, обнаружившего свою палочку, вызывал лёгкое недоумение. Да, конечно, потерять палочку чертовски неприятно, но так безудержно радоваться тому, что она нашлась? Обычная же палочка… Геллерт машинально повертел в пальцах свою, далеко не столь обычную, и попытался представить себя на месте Иштвана. Не смог. Вопрос “А что будет, если я потеряю Бузинную палочку?” для него звучал очень похоже на “А что будет, если я вдруг умру?”. Тем временем выплёскивавшийся восторг брата требовал, чтобы где-нибудь что-нибудь тоже выплеснулось, и на столе появился танцующий лепрекон. Некоторое время рассеянно наблюдая за его пляской, Геллерт с запозданием спохватился, прикрыл бумаги щитом и только потом отправил творение Иштвана обратно в чернильницу. Пока он пытался разобраться, не пострадало ли что-нибудь действительно важное, и если да, то насколько непоправимы последствия, Иштван додумался не много не мало предложить “не стесняться” и “обращаться, если вдруг что”. От такой незамутнённой непосредственности Геллерт даже умилился, попутно пытаясь убрать свежие чернила с одного весьма любопытного отчёта, не повредив при этом текст. Получалось так себе, потому что секретные отчёты Отдела Тайн, оказались защищены от магии, но, увы, не от чернил. От очередного пасса, в углу за доли секунды разрослась прожжённая дыра. Сработала какая-то защита, действие которой, к счастью, удалось быстро остановить, но от дальнейших экспериментов на коленке Геллерт решил пока воздержаться.
- Обливиатор, значит, - вздохнул он. - Интересный выбор. Вас там легилименции учат, не так ли? Не хочешь похвастаться успехами?
Насколько он знал, обливиаторов не учили вести ментальные поединки, магглы ведь не умеют выставлять мысленные щиты и вообще сопротивляться, а волшебниками отдел не занимается. Официально, во всяком случае. Любопытно было посмотреть, насколько брат поднаторел в области, с которой формально не должен был быть даже знаком.